Референдум о выходе Соединенного Королевства из состава ЕС состоялся 23 июня 2016 года: за выход проголосовали 51,9% граждан, против — 48,1% при уровне явки 72%, сообщает UP Foundation. В географическом отношении предпочтения разделились неравномерно — жители Лондона, Шотландии и Северной Ирландии проголосовали за сохранение членства в ЕС, остальная Англия и Уэльс — за выход. Приступить к переговорам с Брюсселем по условиям Брексита Лондон смог только летом 2017 года. Однако парламент отказывался утверждать предлагаемые правительствами варианты бракоразводного процесса с Европой. И только когда выборы выиграл консерватор-евроскептик Борис Джонсон, из ЕС Британия вышла по самому жесткому варианту — без подробных договоренностей с Евросоюзом. Юридически выход состоялся 31 января 2020 года, однако 11 месяцев действовал переходный режим.
Переходный период по Брекситу завершился 31 декабря 2020 года. Великобритания окончательно покинула экономическое и политическое пространство Евросоюза. Переговоры о новых условиях шли тяжело, не исключалась возможность Брексита без сделки. Однако в декабре прошлого года Лондон и Брюссель смогли договориться, новое соглашение будет регулировать многие сферы, включая торговлю. По мнению экспертов, обеим сторонам пришлось пойти на уступки. При этом даже инициаторы выхода пока не знают, к чему это приведет Великобританию в исторической перспективе.
Также Лондон может получить куда более серьезную проблему внутри страны — с угрозой отделения Шотландии, которая и раньше была против Брексита. Шотландцы уже заявили о желании распрощаться с Лондоном — брексит происходил против воли шотландцев. Еще одно возможное последствие брексита — геополитическое переформатирование. Британия может войти в новый союз — англо-американский альянс, который будет конкурировать с ЕС. При таком сценарии на европейском континенте возникнет два конкурирующих центра силы — англо-американский союз и франко-германский альянс. Северная Ирландия также дрейфует в сторону остающейся в ЕС Ирландии: в рамках соглашения по брекситу ей уже предоставлен особый статус.
Главным достоинством договора, из-за которого велись долгие споры с Брюсселем, эксперты называют то, что хотя бы удалось избежать торговой войны с ЕС. В заявлении британского правительства говорится о том, что они вернули себе контроль над деньгами, границами, законами, торговлей и рыболовными водами и подписали первый в истории договор с ЕС, основанный на нулевых тарифах и квотах. Также, посол Украины в Великобритании Наталья Галибаренко сообщала, что после Брексита Великобритания будет пытаться диверсифицировать свои торговые отношения, что может положительно повлиять на торговлю с Украиной.
Пока рано говорить о том, выиграла ли Великобритания в результате Брексита или проиграла, считают эксперты. Сейчас Брексит может расцениваться как ошибка, потому что породил очень много издержек для Великобритании. Но, возможно, в долгосрочной перспективе страна использует это как шанс для развития. По мнению специалистов главным вызовом для Великобритании станет нарушение торговых цепочек с ЕС, неизбежное при выходе из союза.
Эти проблемы комментируют Андрей Видишенко, политолог-международник, эксперт Киевского центра политических исследований и конфликтологии и Виктор Скаршевский, экономист, эксперт института Growford.
Андрей Видишенко, политолог-международник, эксперт Киевского центра политических исследований
В британской стратегической культуре заложена традиция глобальной политики и вследствие этого, даже несмотря на изрядную деградацию правящего класса Соединенного Королевства в период после Второй мировой войны, традиционной элите инстинктивно тяжело сознавать положение Туманного Альбиона в сугубо европейских рамках. Вступление Соединенного Королевства в Европейское экономическое сообщество в 1973 году при Эдуарде Хите исключало сильную политическую интеграцию и было следствием желания получить общий рынок с континентальной Европой. Все годы участия Лондона в проекте европейской интеграции отмечены опытом экстравагантной борьбы с наднациональными органами Брюсселя за сохранение своего привилегированного положения.
При этом, передача даже части национального суверенитета в Брюссель ожидаемо уязвляло английское чувство национальной исключительности, свойственное многим имперским народам. Яркими маркерами этой стратегической обособленности от континентальных партнеров по ЕС были отказы Лондона от принятия Шенгенского соглашения и вхождения в Еврозону, что позволило сберечь желанную самостоятельность в вопросах иммиграции и монетарной политике. Обретение глобального влияния путем стратегического взаимодействия с ключевыми центрами коллективного Запада оставалось во второй половине 20 века важнейшим лейтмотивом политики постепенно угасавшей Британской Империи, относительно выгодно расположившейся, согласно Уинстону Черчиллю, в центре трех взаимопересекающихся орбит — Британского содружества наций, англо-американского альянса посредством т.н. «особых отношений» и общего рынка в рамках формировавшегося в те годы проекта европейской интеграции. В этом контексте известные опасения Шарля де Голля относительно роли Великобритании как троянского коня США в панъевропейском проекте были исторически оправданы.
В условиях коренных сдвигов в архитектуре международных отношений по итогам глобального экономического кризиса 2007-2008 годов, выраженных в постепенном политическом сжатии коллективного Запада в целом и ЕС в частности перед лицом восходящих центров силы, британские традиционные элиты сделали ставку на необходимость обретения большей свободы действий. Классическая взаимозависимость в экономике, прежде воспринимавшаяся как позитивный элемент повестки, в таких условиях несет дополнительные риски. Таким образом, Брексит, перезапуск старого нарратива о глобальной Британии и уход в относительно свободное плавание — это творческая реакция британских консерваторов на ключевые изменения последних десятилетий в ситуации осыпания т.н. «либерального миропорядка», частичной деглобализации и эрозии привычных международных институтов и режимов. Последствия коронакризиса с большой долей вероятности лишь углубят обозначенные тенденции.
С точки зрения сторонников выхода Великобритании из ЕС, Брексит — это попытка реинкарнации Империи в экономике посредством диверсификации основных экономических связей с европейского континента в пользу бывших британских колоний и доминионов, традиционных партнеров по Британскому Содружеству, прежде всего, в лице Канады, Австралии и Новой Зеландии, динамично развивающихся рынков Индо-Тихоокеанского региона, и разумеется, восстановления т.н. «особых отношений» с США.
Укрепления атлантического единства англоязычных народов в треугольнике Вашингтон-Оттава-Лондон будет одним из ключевых приоритетов политики Соединенного Королевства. Лондон попытается выступить инициатором углубления экономического и политического сотрудничества в пределах т.н. англосферы. Это также означает, что более значимую роль в британской внешнеполитической повестке получит и проект т.н. «Пятиглазья» (The Five Eyes), включающий помимо трех вышеупомянутых столиц также Канберру и Веллингтон. Параллельно, по мере своих скромных возможностей, британский Вестминстер будет пытаться выстроить взаимовыгодные отношения с китайским Чжунаньхаем в экономической плоскости, балансируя излишнюю зависимость от США. Лондон посредством этой стратегии стремится создать собственную систему сдержек и противовесов в изменчивом мире.
Компенсируя частичную потерю экономического влияния в рамках ЕС, Лондон в условиях поиска новых ориентиров и, диверсифицируя внешние связи, будет пытаться вести более агрессивную политику в области безопасности по ряду направлений, в частности, в Индо-Тихоокеанском регионе, в Восточной Европе и на Ближнем Востоке. Вероятный курс Соединенного Королевства на расширение военного присутствия за рубежом будет означать коренной пересмотр стратегии в области безопасности, в рамках которой после 1968 года Лондон сворачивал военные объекты, находящиеся к востоку от Суэца.
Брексит будет способствовать укреплению американо-британских связей. Деформация трансатлантических отношений США и ЕС является почти необратимым явлением и обе стороны Атлантики, несмотря на свою риторику о приверженности союзническим отношениям в рамках НАТО, в обозримой перспективе будут на траектории расхождения. Повестка Великобритании, в связи с этими изменениями, также будет все более расходиться с континентальной Европой, усиливая существующий антагонизм. Это, впрочем, отнюдь не тождественно сворачиванию сотрудничества. Очевидно также, что исход Британии из панъевропейского объединения реанимирует могущество Франции в военно-политической сфере и укрепляет почти единоличное доминирование ФРГ в экономике ЕС. Отсутствие англо-саксонской составляющей ожидаемо усилит романо-германское ядро и тем самым переформатирует региональный баланс сил в Европе. Запуск проекта «Европы двух скоростей» — одно из последствий Брексита с перспективой усиления интеграции ядра ЕС под непосредственным контролем правящего франко-германского тандема.
Пожалуй, что одной из ключевых политических издержек процесса выхода Великобритании из состава Европейского Союза является риск потери территориальной целостности Соединенного Королевства. Экономический эгоизм как явление внутри общества Великобритании достиг критического уровня, что напрямую сказывается на отношениях центра и кельтской периферии, усугубляя политическую фрагментацию общества. Нежелание английского большинства учитывать чаяния кельтских окраин временно приоткрыло окно возможностей для сторонников сецессии в Северной Ирландии и Шотландии. В этом контексте особенно примечательны социологические опросы, наглядно демонстрирующие, что подавляющая часть населения Англии поддержала бы Брексит даже в случае риска отпадения окраин Соединенного Королевства. В том случае, если Вестминстер сможет хотя бы частично купировать существующие политические издержки для своей территориальной целостности, то временный экономический ущерб в долгосрочной перспективе может оказаться приемлемой ценой полной независимости от ЕС в стремительно меняющемся мире.
Учитывая, что 56 % населения Северной Ирландии на референдуме 2016 года проголосовали против выхода Великобритании из ЕС, злосчастный ирландский вопрос о границе был одним из наиболее болезненных в длительных торгах Лондона и Брюсселя. Как известно, фактическое исчезновение сухопутной границы между севером и югом «изумрудного острова» вследствие введения общего иммиграционного пространства и позже участия Соединенного Королевства и Ирландской Республики в ЕС способствовало заключению соглашения Страстной пятницы в 1998 году, завершившего 30-летнюю гражданскую войну в Северной Ирландии. Физическая 310-мильная граница с Ирландской Республикой могла привести к вспышке насилия в юбилейный год 100-летия раздела Ирландии и создать еще большие затруднения для Вестминстера. В соответствии с заключенным Протоколом по Северной Ирландии, Европейский Союз избежал восстановления полноценной границы между Ирландской Республикой и Ольстером, в то время как таможенная граница между основной территорией Британии и Северной Ирландией была отнесена фактически в море. Отныне транспорт с товарами из Англии, Уэльса или Шотландии должен проходить таможенный контроль по прибытии в Северную Ирландию. На практике этот дрейф в сторону республиканского юга можно охарактеризовать не иначе как подарок со стороны Лондона североирландским католикам-ирредентистам из «Шинн Фейн» и, соответственно, полушаг к перспективе сецессии Ольстера.
Издержки болезненного бракоразводного процесса Лондона и Брюсселя для североирландского населения вынужденно сочетаются с низкой эффективностью в деле борьбы с последствиями пандемии Covid-19 на всей территории Соединенного Королевства, что подтверждает один из самых высоких уровней смертности и заболеваемости в Европе. Поскольку введение необходимых ограничений для борьбы с Covid-19 остается прерогативой местных властей в Стормонте, Ассамблее Северной Ирландии, то Белфаст в противостоянии коронавирусу стал в большей степени ориентироваться на методы Дублина, чем, собственно, на опыт Лондона, что косвенным образом также усиливает центробежные настроения.
Дополнительно подливает масла в огонь и осознание факта, что демографическая динамика в Северной Ирландии уже длительное время идет не на пользу сторонникам «унии» с Великобританией, поскольку у католического меньшинства более высокий уровень рождаемости и протестанты в последние годы перестали составлять большинство в пределах региона. Грядущая в этом году перепись населения предсказуемо продемонстрирует последние количественные изменения в соотношении двух общин. В условиях того, что политическая система Ольстера фактически выстроена по конфессиональному принципу, эти изменения потенциально имеют огромное политическое значение. Существующая ситуация политически может усугубиться к 2025 году — в преддверии очередного избирательного цикла.
В ситуации с Шотландией на сегодняшний момент очевидно, что Шотландская национальная партия (SNP) решительно настроена та то, чтобы добиться от Вестминстера возможности проведения очередного референдума о независимости Шотландии, максимально используя местные итоги голосования на общебританском референдуме 2016 года, когда 62% шотландцев проголосовали против выхода Соединенного Королевства из ЕС. Желание большинства шотландцев остаться в ЕС даёт определенный импульс сторонникам шотландской независимости.
Напоминаю, что на парламентских выборах в декабре 2019-го года Лейбористская партия, некогда влиятельнейшая сила в регионе, была полностью разгромлена социалистами из SNP и получила лишь один депутатский мандат от Шотландии. Консерваторы, в свою очередь, несмотря на блистательную победу Бориса Джонсона в общенациональном забеге, потеряли практически половину шотландских мест в Вестминстере. Таким образом, шотландские националисты укрепили представительство третьей по численности фракции в общебританском парламенте, представленной ныне 47 депутатами. Шотландская национальная партия, с большой долей вероятности, сможет повторить успех уже 6 мая этого года на выборах в Холируд, надеясь на получение более 50% мест в региональном парламенте. Это означает, что перспективы реализации политической программы Первого министра Шотландии и по совместительству лидера SNP Николы Стерджен связаны с грядущими шотландскими парламентскими выборами, поскольку вероятность повторного референдума о независимости Шотландии может значительно возрасти в случае убедительного результата сторонников проведения референдума.
Борис Джонсон, тем не менее, может пытаться долго отказывать в проведении очередного референдума на основании того, что предыдущий референдум 2014 года состоялся относительно недавно, а второй референдум о независимости Шотландии при жизни одного поколения является излишеством. Не менее важно и то, что Брюссель может оказаться политически не готов поддержать намерения SNP.
Кроме этого, начало процесса выделения из состава Шотландии Шетландских островов, наряду с перспективой подобного же шага со стороны Оркнейских островов, могут внести определенные коррективы в ожидаемое противостояние Вестминстера и Холируда. Политическое решение регионального совета Шетландских островов о необходимости перехода к статусу Коронных земель, аналогичному островам Гернси, Джерси и Мэн, будет использовано для дополнительного давления на партию Стерджен и усугубит уже существующий внутренний раскол в среде шотландских националистов.
Разумеется, что каких-либо резких изменений в ближнесрочной перспективе ожидать не стоит и, несмотря на риск дестабилизации и даже территориального распада по мере роста кельтского и английского национализма и угасания общебританской идентичности, определенные возможности погасить пожар на периферии у традиционной элиты еще сохраняются. Да, история нисходящей Британии последних 100 лет — это история угасания, но британский правящей класс, олицетворением которого является Консервативная партия, до последнего времени хорошо чувствовал политическую конъюнктуру, поэтому, можно предположить, что Вестминстер еще в состоянии затянуть процесс дезинтеграции страны на весьма длительный период.
Виктор Скаршевский, экономист, эксперт института Growford
Для всех остальных стран мира, в том числе для Украины, Брексит будет, прежде всего, означать пересмотр экспортных квот на поставку той или иной продукции на рынок Британии. Так, с 1 января 2021 года вступило в силу соглашение о зоне свободной торговли между Украиной и Великобританией. Страны достигли договоренности в октябре 2020 года. Как отмечает Министерство развития экономики, торговли и сельского хозяйства Украины, это предоставит свободный доступ на британский рынок для 98% украинской продукции, а с 2023 года — для остальных 2%.
Надо сказать, что значимость зоны свободной торговли (ЗСТ) между Великобританией и Украиной очень сильно преувеличена. Во-первых, очень низкие объемы торговых взаимоотношений между странами: например, Британия в украинском экспорте занимает всего 1,3%. Украина в Британском экспорте занимает мизерных 0,2%.
Это похоже на то, как подписали зону свободной торговли с Канадой, там похожие цифры, такой же мизер по внешней торговли. Зона свободной торговли там уже несколько лет действует, но никаких результатов не принесла — не увеличивается экспорт, не улучшается структура этой торговли.
Второй момент. То, что говорит Министерство экономики, что 98% украинских товаров получают доступ на рынок Великобритании, знаете, мне это напоминает анекдот, когда один говорит: «Куме, заходь до мне до хати, будемо сало їсти». Второй говорит: «Так в тебе ж злий собака!». Первый отвечает: «Так отож бо й воно!». В данном контексте, для того, чтобы зайти на рынок Великобритании, необходимо иметь возможность конкурировать этими товарами. Зона свободной торговли никак эту проблему не решает, потому что всегда, если подписывается ЗСТ между более развитой экономикой, более крупной с менее развитой, то всегда выигрывает более развитая. Так что если и будет выгода, то для Великобритании. Давайте посмотрим структуру экспорта, что мы туда продаем? 85% — это сырьевые товары, товары с низкой добавленной стоимостью. А у Великобритании мы покупаем, если посмотреть структуру, то 70% — готовых товаров с высокой добавленной стоимостью – это мощный перекос. ЗСТ ничего, в принципе, не меняет. Чтобы поменять структуру торговли, необходимо в Украине инвестировать в повышение производительности, в улучшение качества товаров, необходимо проводить экспортную политику, как проводит Британия, т.е. делать льготное кредитование продукции, выдавать льготные кредиты под экспорт. Делать все то, что делает Британия — и не делаем мы.
Правда, мы экспортируем туда электрическое оборудование, так скажем, «электрические машины». Это занимает 12% структуры украинского экспорта в Великобританию. Так вот, под этим названием скрывается не электрическое оборудование: это провода и кабели, они в Западной Украине скручивают этот товар на давальческом сырье. Здесь просто идет искажение статистики. Это то же самое сырье, товары с низкой добавленной стоимостью. Украина в принципе туда готовой продукции не экспортирует. А обнуление пошлин никак не повлияет на эти моменты. Это то же самое, что Соглашение с ЕС, только чуть увеличились квоты для сельскохозяйственных товаров. Соглашение с ЕС по экспорту в одностороннем порядке действует с 2014 года, пока никакого изменения структуры в украинском экспорте в страны ЕС не произошло. Точно так же не произойдет и с Британией. Фактически, все остается так, как и было, никаких изменений нет. Единственное, не уменьшена сельскохозяйственная квота в ЕС из Украины. В целом для Украины немного увеличились квоты на сельскохозяйственную продукцию. Но от этого никакого значащего эффекта украинская экономика не получит.
А если рассматривать более широко ЗСТ, взаимоотношения между Украиной и Великобританией, то Британия уже в выигрыше. Подписан «Меморандум о взаимопонимании между экспортным агентством Великобритании и украинским правительством». Это для предоставления кредитных гарантий для Британских экспортеров, в том числе и для производства и продажи ракетных катеров. Т.е. Британия финансирует своих производителей, чтобы они продавали в Украину катера британского производства.
Опять же, из Британии в Украину продают высокотехнологическую продукцию. А основные экспортные позиции из Украины в Британию – это черные металлы, это металлургия — полуфабрикаты, это зерновые культуры, это жиры и масла животного происхождения, это семечки, это отходы пищевой промышленности. Это то, что мы экспортируем. Ну и плюс, провода и кабели, которые тоже является полуфабрикатом. Это все делается с импортных составляющих. Это называется «давальческой схемой». То есть, 85% экспорта в Британию — это сырье, это продукты с низкой добавленной стоимостью.
В целом, для Украины не будет каких-то положительных моментов, а британцы получат более легкий доступ на украинский рынок, плюс — такие соглашения, меморандумы, которые позволят еще больше расширить рынок высокотехнологической продукции, в том числе, за счет Украины.
То, что посол Украины сообщила, что после Брексита Великобритания будет пытаться диверсифицировать свои торговые соглашения — да, будет. Проводить диверсификацию с целью меньшей зависимости от ЕС. Тут сразу нужно рассказывать о механизмах. Например, было бы неплохо, если бы Британия начала создавать хотя бы какие-то сборочные производства в Украине. Но для того, чтобы они это сделали, необходимы условия в Украине, например, функционирующие индустриальные парки, чтобы было бы так, как и в других странах, например, в Польше или Турции.
Просто подписание и объявление, что для 98% украинских товаров открыт британский рынок… Европейский рынок и так открыт — и что? У нас нет того же промышленного безвиза, а для этого нужна сертификация, стандартизация украинской промышленной продукции, так называемые, нетарифные ограничения. Для того, чтобы все это преодолеть, необходимы инвестиции в Украину. Кстати, а тут ни о каких инвестициях речь не идет. Необходима соответствующая внутренняя экономическая политика, которая будет поддерживать экспорт, а у нас экспортно-кредитное агентство до сих пор не заработало, а гарантии под высокотехнологический экспорт должно давать как раз это агентство. Британцы свой экспорт продвигают, мы свой экспорт не продвигаем. Естественно, они получат большую выгоду от внешней торговли с Украиной. Тем более, британцы – это же бывшая империя, которая навязывала колониальным странам зону свободной торговли, чтобы они не могли защищать свою промышленность так, как это делала Британия, когда она становилась мировым производителем и экспортером. Понятно, что Британия намного мощнее, чем Украина. Всегда более сильный будет получать выгоду от свободной торговли. Более сильному уже не надо защищать свое производство, потому что он более конкурентный. А если слабый не будет этого делать, то он никогда не станет сильным, а будет потреблять продукцию более сильного с высокой добавленной стоимостью, при этом поставляя ему сырье и продукцию с низкой добавленной стоимостью.
Да, это хорошо для некоторых украинских производителей, что немного увеличится квота — 36 квот в Евросоюзе, они остаются на том же уровне, а плюс еще добавляются квоты в Великобританию. Но с точки зрения экономики — это вообще никакого значимого эффекта иметь не будет, к сожалению.
А Министерство экономики «недоговаривает», скажем так. Если просто сказать, что 98% украинских товаров получат доступ, то нужно добавить, что это просто «доступ» — рынок Великобритании высококонкурентный, то еще нужно завоевать свое место. Это не означает, что все 98% украинских товаров будут туда экспортировать. Вот об этом они не говорят. А для того, чтобы это сделать, Министерство экономики должно сказать: чтобы воспользоваться преимуществами зоной свободной торговли, мы на полную мощность запускаем экспортно-кредитное агентство, которое будет страховать весь украинский экспорт, который необходим для продвижения. Мы запускаем госпрограммы по льготным кредитам от «Укрэкимбанка» для украинских экспортеров. В Великобритании используют механизмы для продвижения своего высокотехнологического экспорта. Украинская же власть отчитывается, что покупка высокотехнологической продукции из Великобритании — это привлечение инвестиций от Великобритании. Это не то, что подмена понятий, это уже манипуляция.
Между ЕС и Украиной с 1 января 2016 года заработала зона свободной торговли, однако поставлять свою продукцию в Европу украинские производители могут только в рамках жестких квот. С международно-правовой точки зрения по уровню евроинтеграции Украина оказалась примерно на одной ступени с такими странами, как Алжир, Египет, Марокко, ЮАР и Тунис. Несмотря на оптимистичные прогнозы украинской власти, все основные социально-экономические показатели Украины после подписания соглашения фактически рухнули. У нас зона свободной торговли с Евросоюзом — она работает уже несколько лет. Где позитивные результаты? Мы что, продаем туда промышленную продукцию? Нет. Для того, чтобы что-то продать, нужно для начала произвести. Говорили, что мы заживем, увеличим экспорт… Мы как продавали туда кукурузу, так и продаем.
Мы реально не воспользовались преференциями зоны свободной торговли с ЕС. Так почему с Британией будет по-другому? Там более качественный товар, технологии, производства. Чтобы что-то продать, для начала нужно произвести. А когда производишь — необходимо отвоевать рынок сбыта, а везде там высокая конкуренция, нетарифные барьеры. Все эти факторы не позволяют нам экспортировать именно высокотехнологическую продукцию. Экономическая теория говорит о том, что между сильной и слабой экономикой зона свободной торговли происходит в интересах более сильных государств. Без активной, экономической политики внутри страны для поддержки экспорта, и промышленности, в том числе, ни от какой торговли никогда бедная страна не выиграет. Если ничего не делать, снять все пошлины, то мы как были слабыми, так и останемся, потому что всегда выигрывает более сильная экономика. Кстати, об этом писал Адам Смит, который продвигал идею свободной торговли, он это очень хорошо понимал еще в 18 веке.