Через четыре года надежд Кабинет министров определился с повышением зарплаты педагогам. Выполнение постановления о минимальном окладе на уровне четырех прожиточных минимумов отложено на «после войны» и больше — через год после отмены военного положения. В качестве компенсации в условиях войны педагогам будут давать по 1000 гривен. И то не всем, а избранным. На всех не хватает денег…
Юрист и психолог Лилия Орел знает жизнь педагогов изнутри, потому что сама работает среди них и предоставляет коллегам консультации по защите прав. Какие проблемы, кроме безденежья, приходится преодолевать наставникам нашего будущего, почему они уходят из государственных школ и как видят выход из кризиса – об этом в юрист рассказала Коротко про.
Разделены на два лагеря
Юрист и психолог Лилия Орел. Фото: ФБ Лилиля Орел
– Лилия, у вас много подписчиков в соцсетях и большой круг общения. Вероятно, педагоги делились своими ощущениями, когда узнали, что им 1000 гривен прибавят?
– Да, делились. Чувства у людей смешанные, но доминирующее чувство — обида. Да, они ожидали повышения зарплаты, но не на 1000 гривен. Но пусть даже эти деньги были бы нормированы законом.
Также людей затрагивает, когда поднимают заработную плату в какой-то другой сфере, это воспринимается как должное, без рекламных кампаний. Здесь же просто ажиотаж на всю страну: учителям прибавили денег! Это не способствует поднятию настроения.
Тем не менее педагоги отмечают, если бы они молчали, то ничего бы им и не дали. Писалось же много и в соцсетях, и в печати о массовых увольнениях и о том, что с этим нужно что-то делать. Правительство прислушалось, пусть хотя бы так.
— Дошкольное, внешкольное, профессионально-техническое образование осталось вне борта «военной тысячи». В соцсетях горько иронизируют, что педагогов поделили по степени пользы.
— Да, это трудно воспринять, потому что каждый педагог заслуживает того, чтобы его ценили. Почему разделили? Попробую привести собственное предположение. Больше всего поднимали «волну» педагоги общеобразовательных школ. К величайшему сожалению, воспитателей мы мало слышим и видим. Они застенчивы, возможно, это и сработало.
Не слышно голосов и от представителей профессионально-технического образования. Возможно, потому, что сейчас выстраивается стратегия профильного образования, а может, и потому, что «профессионалы» не склонны так объединяться, как «школьники», они даже в соцсетях не очень общаются. Надо, чтобы кто-то представлял их интересы, напомнил о них.
Вот и получилось: все педагоги, все работают с детьми, но уже разделены на два лагеря.
Прибавка – не постоянная величина
– Почему именно надбавка, а не повышение зарплаты? Это может означать, что сегодня прибавили тысячу, а завтра не прибавили?
– Да, можно дать – можно забрать. Потому она и прибавка, нестабильная величина. Возможно, размер будет увеличен, как обещают, с 1 сентября 2025-го, а может, и нет. Все зависит от наличия средств в бюджете.
— Приходит на память надбавка за престижность профессии учителя: не более 30% и не менее 5% от должностного оклада. Во многих школах, особенно на периферии, говорят, что дают только 5%, и никаких критериев оценки престижности нет.
– Да, критериев нет, все зависит от фонда оплаты труда. Интересно, что на сайте в письме Минобразования «О расчете объема образовательной субвенции на 2024 год» отмечено, что на выплаты надбавки за престижность выделено 25% от оклада. Я выложила это в соцсети, выделила красным. И получила комментарии, что «у нас» дают только 5%, а некоторые писали, что и этого нет.
Спрашивается: куда деваются деньги, если министерство выделяет их из расчета 25%, а в общинах выплачивают по 5%? Должен быть какой-то контроль, какая-то отчетность, где делились 20%. Но все замалчивается.
Юридически не защищены
— Сочетание профессий юриста и психолога некоторым может показаться необычным. С какой начинали?
– По первому образованию я юрист, работала преподавателем в вузе, была юристом в органах государственной власти. Когда находилась в отпуске по уходу за ребенком, выучилась на психолога и переключилась на эту профессию. Но ведь от юридической жилки не избавишься.
Я увидела, что психологи в школе юридически не защищены, некому разъяснить их права. Например, был момент, когда говорили, что на любое психологическое сопровождение детей требуется согласие их родителей. А это и диагностика, и коррекция, и консультирование, и образование. Некоторые родители не хотели, чтобы психолог проводил профилактические беседы с детьми. И как быть, когда заходишь в класс, где от одних семей есть согласие, а от других нет?
Я изучила этот вопрос. Оказалось, что нормативные акты предусматривают согласие только в тех случаях, когда речь идет об индивидуальной диагностике и коррекции. Рассказала об этом на своем YouTube канале и получила много отзывов. Далее начала выкладывать видео для психологов об их правах, нормировании рабочего времени, порядке ведения документации и т.д.
Тему пришлось развивать, переходя на личные консультации. Ибо оказалось, что юридические вопросы очень востребованы в сфере образования. К психологам присоединились учителя, воспитатели детсадов. Правда, последние обращаются реже других, возможно, по той же застенчивости.
— А к кому в вашем лице чаще приходят – к юристу или психологу?
– К юристу. И вот тут я скажу, как это сочетается. В ходе консультаций в Zoom происходит так, что разговор о правах и обязанностях перерастает в психологическую беседу. Ибо человек не знает, какое ему принять решение: уволиться или остаться, настаивать на своем или разрешить конфликту угасать без развития, как говорить с руководителем, выстраивать отношения с коллегами. Такое очень часто бывает.
– С чем чаще всего обращаются?
– Я всегда говорю, что у меня сезонная работа. В начале учебного года это распределение нагрузки. Сейчас – сезон аттестаций. В течение всего года возникают вопросы, касающиеся рабочего времени – продолжительности, дежурств.
Много вопросов по поводу документации, потому что иногда учителя нагружают тем, что он не должен делать, а также по трудовым контрактам – окончание, продление, отпуск, увольнение.
«А кто они мне такие»
– Учителя, особенно языковеды и математики, жалуются, что у них чуть ли не круглосуточная работа. Заканчивается школа — начинаются тетради. Нормирование есть?
– Да, все должно быть в пределах педагогической нагрузки. Если у учителя 20 часов в неделю, то это его рабочее время. Хотя точно системной регулировки нет. Например, педагогическое совещание или мероприятия – это в рабочее или свободное время? Поэтому я говорю, что такие вопросы следует регулировать в коллективном договоре, правилах внутреннего распорядка.
– А многие педагоги не знают свои права?
– Да, достаточно много. Но дело даже не в незнании. Вопросы, с которыми я сталкиваюсь, свидетельствуют, что в учебных заведениях есть своя «внутренняя конституция». Основной закон звучит так: как скажет руководитель, так и будет. Я оказываю помощь в письменной форме. Разъясняю закон и нормативные акты, делаю ссылку. Но все может игнорироваться руководителем. Если выполняется, то с конфликтами.
К примеру, из нормативных актов следует, что педагог имеет право аттестоваться в этом году. После консультации он идет к директору и говорит: обратите внимание на то-то и то-то. Директор отвечает: нет, и точка.
Даже когда человек получает аналогичные ответы на письмо в министерство, к омбудсмену, руководитель может заявить: а они мне никто. Об этом нужно вслух говорить, потому что подобных случаев очень много.
Конкуренция и мобинг
– Удивительно, аттестация – это проверка на профпригодность, профрост. Руководители школ должны быть заинтересованы в кадрах, которые не боятся и хотят аттестоваться.
– Все не так просто. Человеку, успешно прошедшему аттестацию, должны присвоить категорию и повысить зарплату. А если все в заведении получат высшую категорию, то что дальше? Все на уровне с директором? Такой еще и чисто психологический момент.
У меня очень много запросов по поводу мобинга (придирки, унижения в профессии). Это еще одна мина, которая вот-вот может взорваться в образовательной среде.
Приведу свежий пример: два учителя выпускают 4-е классы. В следующем учебном году они должны набирать первые. Но детей стало мало – только на один класс. И вот директор решает, что «выиграет» учитель, которому напишут заявления больше родителей. И делает все, чтобы детей записывали именно к тому учителю, который больше ему нравится. Вплоть до того, что на странице школы в фейсбуке висит фото и призыв: записывайтесь сюда.
Но в нормативных актах нигде не сказано, что вопрос, кто будет работать, а кто нет, зависит от воли родителей. Есть статья 42 Кодекса законов о труде, где говорится, как проводится сокращение. И под него подпадает тот, кто имеет меньше стажа и более низкую категорию. Мобинг заключается в том, что директор целенаправленно «выживает» с работы человека, считающего для себя менее удобным.
— Похоже, школа чем-то напоминает армию: командир всегда прав, а если не прав, то смотри пункт 1-й.
– Конечно, так не везде. Я говорю о конфликтных ситуациях, с которыми приходится иметь дело. Образовательная среда контрастна. Есть коллективы на казарменном положении, а есть такие, где понимание и взаимоподдержка. Директора школ также обращаются ко мне за консультацией, как улучшить положение учителей, рационально распределить нагрузку, чтобы не было обиженных. В армии тоже есть добрые и справедливыее командиры.
– Предположим, вы предоставили разъяснение, в министерстве его подтвердили, а директор эти бумажки отодвинул и выставил подчиненного за дверь. Есть ли смысл жаловаться в районо или гороно? Или руководящая вертикаль себя защищает?
– Вертикаль защищает. Более действенно обращение в суд. Чаще всего иски подают, когда незаконно был объявлен выговор. В моей практике есть случай, когда в одной школе педагогу не позволяли сохранить категорию, присвоенную в другом заведении. Дело было выиграно, другие дела также довольно часто выигрываются.
Кто такие «яжемамы» и почему они берут верх
– В последние годы обострились отношения между семьями и школой. Родители жалуются на грубость, пристрастность учителей. Учителя – на агрессивность «яжемам» и «яжетат», которые во всем выгораживают своих детей. Настроения в обществе таковы, что приоритетность на стороне родителей.
— Скажу как психолог о категории «яжемама». 99% – это те матери, которые, как правило, не находятся в эмоциональном контакте со своим ребенком. Когда возникает конфликт в школе, то мать — это подсознательно происходит — начинает защищать своего ребенка. И здесь они вступают в контакт, потому что начинают «дружить» против школы. Тем самым мать компенсирует моменты, когда не уделила ребенку внимание.
Я всегда говорю педагогам: прежде чем вступить в спор с упорной мамой, нужно самому понять: со мной как с педагогом все хорошо, я должен дать возможность маме соединиться с ребенком, но не из-за конфликта со мной. Поговорить, выяснить, в чем первопричина, вместе подумать, как быть дальше. Хотя это, конечно, не всегда срабатывает.
Сейчас все борются за принцип «дитиноцентризма», партнерства, за то, что педагог обязан обладать высокими моральными качествами. Но кое в чем уже доходит до абсурда. У учителя практически не осталось прав и рычагов воздействия. Если он повысил голос, занизил, как кажется родителям, оценки, то нужно обязательно бежать в школу и устраивать разборки. Вплоть до обид и унижения учителя. Проблема в том, что директор школы зачастую занимает отстраненную позицию. У учителей нет ощущения защиты.
– Возможно, позиция директора в том, чтобы не раздувать конфликт?
— Возможно, да. Но скажу больше: там, где директор становится на сторону педагога и играет роль мудрого арбитра, мы даже не узнаем, что в школе был конфликт. Огласку приобретают именно инциденты, когда родители чувствуют со стороны директора страх поддерживать учителя.
Изменения происходят, но не те, что помогают
– Летом был большой отток учителей из государственных учреждений. А что происходит сейчас?
— Увольнения продолжаются. Но если летом люди просто уходили из профессии, то сейчас переходят в онлайн-школы или другие частные проекты. Сначала параллельно работают в школе коммунальной собственности и каком-то проекте, а затем идут туда на полную занятость. Говорят, что получают не только лучшие финансовые условия, но и более высокую моральную оценку труда.
– Как вы считаете, в системе государственного образования уже назрел тот кризис, о котором говорят очень давно?
— Кризис – это не просто определенное состояние. Кризис – это о том, что нужно что-то менять. Надо под другим углом смотреть на принцип «дитиноцентризма». Что касается оплаты труда педагога, то здесь нельзя что-то оправдывать. Из-за низких зарплат профессия стареет, молодежь получает образование, но не идет работать на такие деньги.
О преодолении кризиса сами учителя говорят так: дайте нам работать. Потому что очень много реформ, новаций, требований что-то оптимизировать без понимания цели. Возьмем хотя бы рекомендации по оценке учащихся 5-7-х классов. Они не четкие, могут трактоваться по-разному. Учителя привыкли к одной системе, теперь требуют другую, а что это дает? Только новые бумаги и треп нервов.
В образовании постоянно что-то меняют, но это не те изменения, которые помогают преодолеть кризис.
Дети хотят извлечь пользу из того, чему их учат
— Какой ваши клиенты видят школу, в которой хотелось бы работать?
– Это школа, где нет притеснения со стороны руководства, где все четко и понятно. Педагоги – такие люди, которые любят четкость. В частности, по системе оценки и графику работы. Потому что очень часто жалуются, что поставили первый урок, а потом пятый, и день насмарку. Чтобы меньше было бумажной нагрузки. Чтобы общество смотрело на учителей не так придирчиво и больше доверяло, что они справятся с детьми. Чтобы детей было меньше в классах, потому что скученность – это дополнительная нервная нагрузка и на педагогов, и на детей. Чтобы дети, наконец, были мотивированы к обучению.
— Кстати, многие учителя отмечают, что хорошие оценки для школьников уже не в таком приоритете, как было раньше.
– На потерю мотивации многое влияет. Но хочу отметить, что сейчас в социальных сетях ширится волна, что оценки — не главное, что троечник лучше устраивается в жизни, чем отличник. Старания в школе искусственно обесцениваются. А еще война, неопределенность будущего…
Еще скажу в защиту детей. Они не такие, как были раньше, это не советские дети, мечтавшие стать космонавтами или великими учеными. Это несовершеннолетние практики. Они понимают, что очень много занятий и задач в школе не связано с жизнью, их нигде не применишь. Дети хотят извлечь пользу из того, чему учатся, и это нормально. Когда мы им говорим, что сложные формулы и теоремы развивают память, то лукавим: не развивают. Занижают самооценку и вызывают тревожность у тех, кто с ними не справляется. Ребенок понимает, что он отстал, и это нужно оправдать, потому что у психики есть защитные механизмы. Отсюда и пошло самоуспокоение, что когда я буду «троечником», то лучше устроюсь в жизни, потому что так пишут популярные блогеры.
У нас хорошие, умные дети. Просто школьные программы должны составляться так, чтобы они видели, как эта наука будет им полезна в жизни.