В 2021 году мир отмечает печальную 35-ю годовщину Чернобыльской катастрофы.
Ночью 26 апреля 1986 года над четвертым реактором Чернобыльской АЭС темноту разорвало пламя. Украина впервые встретилась с такой грозной силой, как ядерная энергия, вышедшая из-под контроля.
Почти целое лето, с конца июля до конца августа 1986 года, Ципкун Аркадий Иванович был главным государственным санитарным врачом 30-километровой зоны Чернобыльской АЭС.
В состав его бригады входило 26 человек: все они работали в Чернобыле в 1-й зоне опасности и выполняли приказы Министерства здравоохранения УССР.
Это была первая бригада, которая оставалась в городе целый месяц. Обычно ротации происходили каждую неделю.
— Аркадий Иванович, сколько вам было лет на момент аварии? Где и кем вы работали?
— В то время я уже 11 лет работал главным врачом Красиловской райсанэпидстанции, главным государственным санитарным врачом Красиловского района Хмельницкой области. В 1986-м мне было 36 лет.
— От кого вы впервые услышали об аварии, какой была ваша реакция?
— Первые слухи о событиях в Чернобыле у нас начали распространяться еще 27 апреля. Краткая информация (без конкретных данных) появилась на телевидении вечером 28 апреля.
Но тогда официально еще не сообщалось ни о масштабах аварии, ни о возможных ее последствиях. Просто было сказано, что на Чернобыльской АЭС произошла авария.
— Кто направил вас в Чернобыль, где вы жили после приезда?
— Направление в Чернобыль было на основании приказа Минздрава УССР и Хмельницкой облсанэпидстации (все документы для служебного пользования) по предварительному согласованию и собеседованию с первым секретарем Хмельницкого обкома партии Декусаровым.
Ехали через Киев, потому что я, как руководитель группы, заезжал в Министерство здравоохранения УССР, а дальше — в Чернобыль через пропускной пункт Дитятки.
После приезда нас разместили в родильном и терапевтическом отделениях центральной районной больницы.
— Какими были первые впечатления от города?
— Чернобыль — это небольшой, мало благоустроенный, типичный полесский город — без больших кварталов, но с речным портом.
Больше всего город поразил тем, что отовсюду ощущалось опустение, заброшенные индивидуальные и многоэтажные дома были еще совсем новыми.
Тысячи ликвидаторов проживали в помещениях заброшенных школ, детских садов, больниц и общежитий. Отчетливо помню ощущение напряжения: оно словно висело в воздухе.
— Каким был ваш рабочий день в Чернобыле?
— Работа в 30-километровой зоне была очень напряженной. Рабочий день начинался в 6 часов утра и заканчивался в 22.00. Каждый вечер проводилось оперативное совещание по итогам рабочего дня и определению задач на следующий.
Как главный врач я также ежедневно участвовал в работе государственной комиссии СССР.
Ситуация в зоне была очень сложной: для тысяч ликвидаторов необходимо было создать соответствующие условия размещения, проживания, питания, санитарной обработки и мойки.
Ежедневно специалисты санэпидслужбы проводили замеры радиации, радиологические, бактериологические и химические исследования пищевых продуктов, воды, смывов, осуществляли производственную дезинфекционную обработку объектов.
— Ощущали ли вы ухудшение здоровья?
— Выраженного ухудшения самочувствия как такового не было. Однако постоянно ощущалось першение в горле, усталость и головные боли в конце дня.
Тошноты и головокружений также не было, ведь большинство бригады — это были молодые люди, поэтому особого внимания на это тогда не обращали.
Ежедневно на вечернем оперативном совещании, кроме вопросов производственного характера, обсуждали состояние здоровья подчиненных.
— Какими были ваши успехи во время работы в Чернобыле?
— Важной заслугой наших специалистов было то, что за месяц работы в Чернобыле среди десятков тысяч ликвидаторов не было выявлено ни одного случая инфекционных заболеваний и пищевых отравлений.
Наши столовые, к примеру, работали с чрезвычайно большой нагрузкой. Помещение, которое могло пропустить до 200 человек, обслуживало тысячи работников.
Помню, как в один момент перестали работать чернобыльские очистные сооружения, и радиация вскапывалась в отстойниках.
Угроза выброса радиации в реку Припять, которая впадает в Днепр, была очень высокой.
Именно наши специалисты всего за десять дней построили новые отстойники, и проблема была преодолена.
— За все время пребывания в Чернобыле что вам запомнилось больше всего?
— Ликвидаторы во время работы показали свой профессионализм и высокую дисциплинированность. Все задачи, которые ежедневно ставились правительственной комиссией, выполнялись своевременно. Такого понятия, как “не могу”, “не хочу” или “не буду”, вообще не было.
Каждое поручение строго контролировалось, и за невыполнение некоторые руководители служб были отстранены от работы.
— Поддерживаете ли вы связь с бывшими ликвидаторами?
— Спустя 35 лет из 26 человек нашей бригады десять уже отошли в вечность. Со многими поддерживаем связь, общаемся, встречаемся, с некоторыми контакты потеряны.
Благодаря общим стараниям в нашем родном городе был установлен памятник ликвидаторам-чернобыльцам Красиловщины.
— На ваш взгляд, как стоит говорить об аварии на ЧАЭС в наши дни?
— То, что произошло в Чернобыле, — это большая человеческая трагедия. Это трагедия людей, которые там проживали и были выселены, которые погибли во время аварии и после нее, для их семей.
Но то, что было после аварии, — это подвиг. В первую очередь это подвиг людей, которые не допустили более трагических последствий этой катастрофы.
Это пожарные, которые обуздали огонь и не допустили распространения пожара на 3-й энергоблок. Это шахтеры, которые не допустили возможного провала 4-го энергоблока.
Это подвиг и жертвенность всех ликвидаторов, которые ценой собственного здоровья и жизней ответственно выполняли свои обязанности, спасая родную землю и жизнь на ней.
Фото: Аркадий Ципкун