Сирийская война от первого лица. Колониальное наследие, ненависть к США и украинская водка — репортаж журналиста НВ
Бронетехника до сих пор активно применяется во время Сирийской войны (Фото: Юрий Мацарский / НВ)
Автор: Юрий Мацарский Десять лет назад — весной 2011 года — локальные стычки протестующих с сирийской полицией и спецслужбами переросли в настоящую войну, которая длится и по сей день.
В первые годы войны в Сирии работал журналист НВ Юрий Мацарский, который продолжает делиться своими воспоминаниями о тех событиях и рассказывать об истоках нынешнего кровавого противостояния.
М ужчина, который встретил меня в аэропорту Дамаска, оказался сотрудником Министерства информации Сирии. Казалось, он немного стеснялся своего арабского имени и просил называть его на европейский манер Артуром.
Не знаю, был ли Артур штатным сотрудником спецслужб, или асадовские чиновники наняли его специально для сопровождения журналистов, но более фанатичного сторонника Башара Асада найти было, пожалуй, невозможно. Пока мы ехали из аэропорта, он воодушевленно пересказывал пропагандистские истории о том, как мудро и успешно сражается сирийский президент с мировым терроризмом, как умело противостоит козням Запада и ведет страну к победе и последующему процветанию. Он подпевал звучавшим по автомобильному радио песням, восхвалявшим Асада, и, похоже, совершенно искренне пустил слезу после одной из них.
Примерно мой ровесник, Артур родился в еще советской Украине в семье командированных сирийских специалистов, там же ходил в школу и даже провел какое-то время во взрослом возрасте. Из Украины он привез знание южного суржика, умение материться и жену, с которой жил в небольшой квартире в алавитском квартале Дамаска.
Читайте также:
Десять лет войне в Сирии. Как «островок стабильности» на Ближнем Востоке превратился в самую горячую точку мира — репортаж Юрия Мацарского
На Ближнем Востоке так давно заведено — разные народы, последователи разных религий живут отдельно от остальных, в своих деревнях или городках. Это разделение сохраняется и в больших городах, вроде Дамаска, где соседствуют самые разные народы и верования. Люди предпочитают селиться поближе к своим соплеменникам или единоверцам, из-за чего в одной части города живут в основном армяне, в другой — мусульмане-сунниты, в третьей — алавиты, а один из пригородов почти целиком занят палестинскими беженцами.
Через один из христианских кварталов лежал наш путь из аэропорта. К тому времени война бушевала уже вовсю, в том числе, и на ближайших подступах к Дамаску. Но в этом квартале все было как в старые мирные времена — пивные и кальянные работали сутки напролет, на входах в модные ночные клубы стояли очереди, у дискотек толпились таксисты в ожидании нагулявшихся клиентов.
Через несколько дней после этой ночной поездки священник Сирийской православной церкви, храм которого примыкает к высоким стенам старого города, рассказывал мне, что совсем недавно бои шли буквально за его окнами и в красках расписывал все то ужасное, что, по его мнению, сделали бы с ним, с его прихожанами и посетителями ночных клубов повстанцы, пробивавшиеся в Дамаск, если бы преодолели стену.
«Христиане для них — страшнейшие из врагов. Они готовы всех нас вырезать, а церкви — разрушить. Потом доберутся и до остальных, которые, по их мнению, неправильно молятся», — повторял священник очередную установку пропаганды.
Сирия — страна с огромным религиозным разнообразием. При том, что больше половины населения исповедуют традиционный для арабского мира ислам суннитского толка, в Сирии также живут последователи нескольких христианских церквей и мистики-друзы, есть целые города исмаилитов и святыни шиитов-двунадесятников, вокруг которых селятся тесными общинами те, кто эти святыни почитает.
Отдельно ото всех стоят алавиты — последователи закрытого религиозного течения, в котором смешались ислам, ранее христианство, античные представления об устройстве вселенной и древние ближневосточные верования. Само название «алавиты» происходит от имени Али. Так звали зятя пророка Мохаммеда и отца его внуков. Али был трагической фигурой первых десятилетий ислама, жертвой первой в истории этой религии междоусобицы.
До начала войны в Сирии жило около 1,2 миллиона христиан. Сколько их осталось сейчас — неизвестно / Фото: Юрий Мацарский / НВ
Его смерть от руки заговорщиков и отлучение от главенства над исламской общиной двух сыновей Али привели к разделению ислама на суннитскую и шиитскую ветви. Шииты верят, что управлять мусульманами могут только прямые потомки Али и считают, что бог особо выделил этих людей, даровав им недоступные остальным знания о тайнах вселенной и человеческой жизни. Шииты-двунадесятники знают, что всего в мире было двенадцать таких отмеченных богом людей, начиная с Али. Причем, последний из них вот уже больше тысячи лет находится в непостижимом состоянии сокрытия, из которого выйдет только накануне конца времен.
У шиитов-исмаилитов никто в сокрытие не уходил, их община управляется живым потомком Али, уже 48 по счету, Каримом Ага-Ханом IV.
У алавитов же Али не просто лучший из людей, а буквально воплощение божественного на Земле. Их невероятно сложная космогония, в которой вселенная состоит из душ познавших истинную природу Али алавитов, а все живые существа обречены на перерождения до тех пор, пока не родятся алавитами и не проживут жизнь достойно, входит в противоречие и с шиитским, и с суннитским исламом.
Столетиями алавиты были гонимым меньшинством. Их не брали на престижные работы, им едва ли было доступно образование, соседи алавитов брезговали даже брать еду из рук тех, кого считали еретиками. Все изменилось после Первой мировой войны. По ее итогам бывшая прежде частью Османской империи Сирия оказалась под управлением французов. Опасаясь, что постоянно бунтующие арабы-сунниты попробуют вновь присоединить свою страну к государству суннитов-турок, французские колониальные власти осознанно сделали ставку на религиозные меньшинства как на наименее склонные к мятежу во имя чуждых им, как считали европейцы, панисламских идей.
На Ближнем Востоке так давно заведено — разные народы, последователи разных религий живут отдельно от остальных, в своих деревнях или городках
Чиновниками и армейскими офицерами французы стремились назначать христиан, исмаилитов и, особенно, алавитов, представляя их как главных потерпевших от османов и главных же противников восстановления прежних порядков.
Получившие образование в организованных по европейскому образцу университетах и военных училищах, алавиты смогли удержаться в высоких кабинетах и после ухода французов с Ближнего востока во второй половине 1940-х годов. А в 1970-м один из них — Хафез Асад — провернул переворот, по итогам которого стал президентом Сирии. Постепенно все более-менее значимые должности на госслужбе или в армии заняли алавиты. Исключения были крайне редки и скорее демонстративны: показать людям других конфессий, что и их единоверцы могут достичь многого в асадовской Сирии.
В 2000 году после смерти Асада-старшего высший пост в стране занял его сын Башар. Оба они в религиозных суннитских кругах считались и считаются до сих пор врагами и опасными еретиками. В 1980-е в городе Хама даже вспыхнуло восстание против Хафеза Асада, участники которого требовали, в том числе, возможности занимать чиновничьи должности не только алавитам, которых в Сирии никогда не было больше 8−10% от всего населения.
Портерты имама Али (в правом верхнем углу) — ходовой товар в регионах Ближнего Востока с хоть сколько-нибудь заметным шиитским населением / Фото: Юрий Мацарский / НВ
То восстание было подавлено, тысячи человек тогда погибли или отправились за решетку. Режим же взял на вооружение новый лозунг, призванный укрепить его власть. После восстания в Хаме Асады стали заявлять о себе, как о защитниках страны от тех, кого объявили религиозными радикалами. Государственные медиа и чиновники десятилетиями рассказывали о том, что уход Асадов неминуемо приведет к воцарению экстремистов, которые первым же делом расправятся со всеми религиозными меньшинствами и суннитами, позволяющими себе некоторые европейские вольности вроде бокала вина за ужином или отказа от обязательного для женщин головного платка-хиджаба.
Арабская весна 2010−2011 годов и первые выступления сирийских демонстрантов вдохнули в эту пропаганду новую жизнь. Протестующие были объявлены террористами, их обвинили в сотрудничестве с Аль-Каидой и другими радикальными группировками. Религиозным и национальным меньшинствам буквально вдолбили в головы, что за протестами стоят зловещие силы, мечтающие очистить Сирию от всех «неверных».
Читайте также:
Игорь Семиволос
Первая военная операция Байдена. Что происходит в Сирии
Встретивший меня в аэропорту алавит Артур искренне верил в это, сирийский священник тоже. Тысячи отправившихся на фронт молодых парней — исмаилитов, христиан, алавитов — считали и наверняка до сих пор считают, что воюют не за сохранение у власти давно пересидевшей династии, а ради спасения своих единоверцев.
К некоторым из этих бойцов прямо на передовую из центра Дамаска, от отеля Damarose, куда селили всех — или почти всех — иностранных журналистов, можно было доехать на маршрутке. Правда, только в теории. На практике же Артур или кто-то из его сменщиков — тоже обязательно алавит и тоже выросший в СССР — строго следили за тем, чтобы все репортеры передвигались только на их машинах и только под их присмотром.
На руку им играло то обстоятельство, что Damarose со всех сторон был окружен блокпостами, через которые иностранцев без сопровождающих не пускали. Но из центра Дамаска действительно ходили микроавтобусы-маршрутки, одна из остановок которых находилась на въезде в Джобар. Этот восточный пригород столицы целых пять лет был ареной тяжелых боев между повстанцами и правительственными войсками.
Война в плотной городской застройке шла нешуточная. В Джобаре бывали даже танковые баталии, противники отчаянно сражались за контроль над каждой улицей, каждым домом.
Иранские и ливанские командиры даже на передовой передвигаются на огромных американских пикапах / Фото: Юрий Мацарский / НВ
«Я не хочу, чтобы мне указывали как жить террористы или американцы. Если мы проиграем — никакой Сирии не будет, тут будут командовать чужие люди и действовать чужие правила», — рассказывал за кружкой мате один из танкистов-алавитов во время одной из моих поездок в Джобар.
Мате на сирийской войне пили всюду — наверное, сказывалось родство режимов Башара Асада и Уго Чавеса из Венесуэлы, откуда доставляли сухие листья для приготовления напитка. Эти листья засыпали в высокую стеклянную рюмку до самого верха, затем клали большую ложку сахара, заливали кипятком и долго цедили. В ходу была и водка, причем украинского производства. Благо, у алавитов нет религиозного запрета на употребление алкоголя. Правда, при чужих старались водку не пить, демонстрируя тем самым то ли высокий уровень дисциплины, то ли уважение к исламскому предписанию не прикасаться к пьянящим напиткам. Ведь армейское начальство всячески подчеркивало, что на стороне Асада сражаются представители всех сирийских конфессий и их религиозные чувства оберегаются одинаково строго.
На самом деле мусульман-суннитов в рядах правительственной армии мне за время разъездов по Сирии попалось всего несколько человек. И те в совсем невысоких чинах. А вот полковники и генералы — что в столице, что ближе к передовой — всегда были или алавитами или шиитами. Причем, шиитами не местными, а ливанскими или иранскими. В их кабинетах или в палатках обязательно висели портреты лидера иранской революции аятоллы Хомейни и флаги Ирана или ливанской организации «Хезболла». А еще высокопоставленных ливанцев и иранцев можно было опознать по автомобилям. Почти все они передвигались на огромных американских пикапах — машинах шумных и заметных. Вероятно, это была такая бравада. Шиитские союзники Асада словно демонстративно подставлялись под атаки повстанцев, которые просто не могли не знать о странной тяге иностранцев к американским грузовикам.
Вдвойне странно было то, что иранцы действительно всей душой ненавидели США и вслух мечтали о победах над американцами, при этом передвигаясь на сделанных ими автомобилях. Правда, таких странностей в Сирии было немало. Самой ходовой валютой, несмотря на бесконечные проклятия в адрес запада, были американские доллары. А чиновники в Дамаске вечерами пили не пахучую сирийскую ракию, а дорогой односолодовый шотландский виски.
Сирийские военные пьют мате при любой возможности / Фото: Юрий Мацарский / НВ
«Что ж, поздравляю вас, — наливая этот виски на донышко хрустального стакана как-то вечером сказал мне один из высокопоставленных чинов сирийского правительства, которому меня после поездки в Джобар завез мой сопровождающий. — Завтра вас примет президент. Надеюсь, у вас есть галстук?».
Галстука у меня не было.
Продолжение следует
Если вы нашли ошибку в тексте, выделите её мышью и нажмите Ctrl + Enter
Теги: Иран Сирия Сирийцы Репортаж НВ Сирийская армия Переходное сирийское правительство
.mgbox { z-index: 1 !important; } Загрузка… Сирийская война от первого лица. Колониальное наследие, ненависть к США и украинская водка — репортаж журналиста НВ
Бронетехника до сих пор активно применяется во время Сирийской войны (Фото: Юрий Мацарский / НВ)
Автор: Юрий Мацарский Десять лет назад — весной 2011 года — локальные стычки протестующих с сирийской полицией и спецслужбами переросли в настоящую войну, которая длится и по сей день.
В первые годы войны в Сирии работал журналист НВ Юрий Мацарский, который продолжает делиться своими воспоминаниями о тех событиях и рассказывать об истоках нынешнего кровавого противостояния.
М ужчина, который встретил меня в аэропорту Дамаска, оказался сотрудником Министерства информации Сирии. Казалось, он немного стеснялся своего арабского имени и просил называть его на европейский манер Артуром.
Не знаю, был ли Артур штатным сотрудником спецслужб, или асадовские чиновники наняли его специально для сопровождения журналистов, но более фанатичного сторонника Башара Асада найти было, пожалуй, невозможно. Пока мы ехали из аэропорта, он воодушевленно пересказывал пропагандистские истории о том, как мудро и успешно сражается сирийский президент с мировым терроризмом, как умело противостоит козням Запада и ведет страну к победе и последующему процветанию. Он подпевал звучавшим по автомобильному радио песням, восхвалявшим Асада, и, похоже, совершенно искренне пустил слезу после одной из них.
Примерно мой ровесник, Артур родился в еще советской Украине в семье командированных сирийских специалистов, там же ходил в школу и даже провел какое-то время во взрослом возрасте. Из Украины он привез знание южного суржика, умение материться и жену, с которой жил в небольшой квартире в алавитском квартале Дамаска.
Читайте также:
Десять лет войне в Сирии. Как «островок стабильности» на Ближнем Востоке превратился в самую горячую точку мира — репортаж Юрия Мацарского
На Ближнем Востоке так давно заведено — разные народы, последователи разных религий живут отдельно от остальных, в своих деревнях или городках. Это разделение сохраняется и в больших городах, вроде Дамаска, где соседствуют самые разные народы и верования. Люди предпочитают селиться поближе к своим соплеменникам или единоверцам, из-за чего в одной части города живут в основном армяне, в другой — мусульмане-сунниты, в третьей — алавиты, а один из пригородов почти целиком занят палестинскими беженцами.
Через один из христианских кварталов лежал наш путь из аэропорта. К тому времени война бушевала уже вовсю, в том числе, и на ближайших подступах к Дамаску. Но в этом квартале все было как в старые мирные времена — пивные и кальянные работали сутки напролет, на входах в модные ночные клубы стояли очереди, у дискотек толпились таксисты в ожидании нагулявшихся клиентов.
Через несколько дней после этой ночной поездки священник Сирийской православной церкви, храм которого примыкает к высоким стенам старого города, рассказывал мне, что совсем недавно бои шли буквально за его окнами и в красках расписывал все то ужасное, что, по его мнению, сделали бы с ним, с его прихожанами и посетителями ночных клубов повстанцы, пробивавшиеся в Дамаск, если бы преодолели стену.
«Христиане для них — страшнейшие из врагов. Они готовы всех нас вырезать, а церкви — разрушить. Потом доберутся и до остальных, которые, по их мнению, неправильно молятся», — повторял священник очередную установку пропаганды.
Сирия — страна с огромным религиозным разнообразием. При том, что больше половины населения исповедуют традиционный для арабского мира ислам суннитского толка, в Сирии также живут последователи нескольких христианских церквей и мистики-друзы, есть целые города исмаилитов и святыни шиитов-двунадесятников, вокруг которых селятся тесными общинами те, кто эти святыни почитает.
Отдельно ото всех стоят алавиты — последователи закрытого религиозного течения, в котором смешались ислам, ранее христианство, античные представления об устройстве вселенной и древние ближневосточные верования. Само название «алавиты» происходит от имени Али. Так звали зятя пророка Мохаммеда и отца его внуков. Али был трагической фигурой первых десятилетий ислама, жертвой первой в истории этой религии междоусобицы.
До начала войны в Сирии жило около 1,2 миллиона христиан. Сколько их осталось сейчас — неизвестно / Фото: Юрий Мацарский / НВ
Его смерть от руки заговорщиков и отлучение от главенства над исламской общиной двух сыновей Али привели к разделению ислама на суннитскую и шиитскую ветви. Шииты верят, что управлять мусульманами могут только прямые потомки Али и считают, что бог особо выделил этих людей, даровав им недоступные остальным знания о тайнах вселенной и человеческой жизни. Шииты-двунадесятники знают, что всего в мире было двенадцать таких отмеченных богом людей, начиная с Али. Причем, последний из них вот уже больше тысячи лет находится в непостижимом состоянии сокрытия, из которого выйдет только накануне конца времен.
У шиитов-исмаилитов никто в сокрытие не уходил, их община управляется живым потомком Али, уже 48 по счету, Каримом Ага-Ханом IV.
У алавитов же Али не просто лучший из людей, а буквально воплощение божественного на Земле. Их невероятно сложная космогония, в которой вселенная состоит из душ познавших истинную природу Али алавитов, а все живые существа обречены на перерождения до тех пор, пока не родятся алавитами и не проживут жизнь достойно, входит в противоречие и с шиитским, и с суннитским исламом.
Столетиями алавиты были гонимым меньшинством. Их не брали на престижные работы, им едва ли было доступно образование, соседи алавитов брезговали даже брать еду из рук тех, кого считали еретиками. Все изменилось после Первой мировой войны. По ее итогам бывшая прежде частью Османской империи Сирия оказалась под управлением французов. Опасаясь, что постоянно бунтующие арабы-сунниты попробуют вновь присоединить свою страну к государству суннитов-турок, французские колониальные власти осознанно сделали ставку на религиозные меньшинства как на наименее склонные к мятежу во имя чуждых им, как считали европейцы, панисламских идей.
На Ближнем Востоке так давно заведено — разные народы, последователи разных религий живут отдельно от остальных, в своих деревнях или городках
Чиновниками и армейскими офицерами французы стремились назначать христиан, исмаилитов и, особенно, алавитов, представляя их как главных потерпевших от османов и главных же противников восстановления прежних порядков.
Получившие образование в организованных по европейскому образцу университетах и военных училищах, алавиты смогли удержаться в высоких кабинетах и после ухода французов с Ближнего востока во второй половине 1940-х годов. А в 1970-м один из них — Хафез Асад — провернул переворот, по итогам которого стал президентом Сирии. Постепенно все более-менее значимые должности на госслужбе или в армии заняли алавиты. Исключения были крайне редки и скорее демонстративны: показать людям других конфессий, что и их единоверцы могут достичь многого в асадовской Сирии.
В 2000 году после смерти Асада-старшего высший пост в стране занял его сын Башар. Оба они в религиозных суннитских кругах считались и считаются до сих пор врагами и опасными еретиками. В 1980-е в городе Хама даже вспыхнуло восстание против Хафеза Асада, участники которого требовали, в том числе, возможности занимать чиновничьи должности не только алавитам, которых в Сирии никогда не было больше 8−10% от всего населения.
Портерты имама Али (в правом верхнем углу) — ходовой товар в регионах Ближнего Востока с хоть сколько-нибудь заметным шиитским населением / Фото: Юрий Мацарский / НВ
То восстание было подавлено, тысячи человек тогда погибли или отправились за решетку. Режим же взял на вооружение новый лозунг, призванный укрепить его власть. После восстания в Хаме Асады стали заявлять о себе, как о защитниках страны от тех, кого объявили религиозными радикалами. Государственные медиа и чиновники десятилетиями рассказывали о том, что уход Асадов неминуемо приведет к воцарению экстремистов, которые первым же делом расправятся со всеми религиозными меньшинствами и суннитами, позволяющими себе некоторые европейские вольности вроде бокала вина за ужином или отказа от обязательного для женщин головного платка-хиджаба.
Арабская весна 2010−2011 годов и первые выступления сирийских демонстрантов вдохнули в эту пропаганду новую жизнь. Протестующие были объявлены террористами, их обвинили в сотрудничестве с Аль-Каидой и другими радикальными группировками. Религиозным и национальным меньшинствам буквально вдолбили в головы, что за протестами стоят зловещие силы, мечтающие очистить Сирию от всех «неверных».
Читайте также:
Игорь Семиволос
Первая военная операция Байдена. Что происходит в Сирии
Встретивший меня в аэропорту алавит Артур искренне верил в это, сирийский священник тоже. Тысячи отправившихся на фронт молодых парней — исмаилитов, христиан, алавитов — считали и наверняка до сих пор считают, что воюют не за сохранение у власти давно пересидевшей династии, а ради спасения своих единоверцев.
К некоторым из этих бойцов прямо на передовую из центра Дамаска, от отеля Damarose, куда селили всех — или почти всех — иностранных журналистов, можно было доехать на маршрутке. Правда, только в теории. На практике же Артур или кто-то из его сменщиков — тоже обязательно алавит и тоже выросший в СССР — строго следили за тем, чтобы все репортеры передвигались только на их машинах и только под их присмотром.
На руку им играло то обстоятельство, что Damarose со всех сторон был окружен блокпостами, через которые иностранцев без сопровождающих не пускали. Но из центра Дамаска действительно ходили микроавтобусы-маршрутки, одна из остановок которых находилась на въезде в Джобар. Этот восточный пригород столицы целых пять лет был ареной тяжелых боев между повстанцами и правительственными войсками.
Война в плотной городской застройке шла нешуточная. В Джобаре бывали даже танковые баталии, противники отчаянно сражались за контроль над каждой улицей, каждым домом.
Иранские и ливанские командиры даже на передовой передвигаются на огромных американских пикапах / Фото: Юрий Мацарский / НВ
«Я не хочу, чтобы мне указывали как жить террористы или американцы. Если мы проиграем — никакой Сирии не будет, тут будут командовать чужие люди и действовать чужие правила», — рассказывал за кружкой мате один из танкистов-алавитов во время одной из моих поездок в Джобар.
Мате на сирийской войне пили всюду — наверное, сказывалось родство режимов Башара Асада и Уго Чавеса из Венесуэлы, откуда доставляли сухие листья для приготовления напитка. Эти листья засыпали в высокую стеклянную рюмку до самого верха, затем клали большую ложку сахара, заливали кипятком и долго цедили. В ходу была и водка, причем украинского производства. Благо, у алавитов нет религиозного запрета на употребление алкоголя. Правда, при чужих старались водку не пить, демонстрируя тем самым то ли высокий уровень дисциплины, то ли уважение к исламскому предписанию не прикасаться к пьянящим напиткам. Ведь армейское начальство всячески подчеркивало, что на стороне Асада сражаются представители всех сирийских конфессий и их религиозные чувства оберегаются одинаково строго.
На самом деле мусульман-суннитов в рядах правительственной армии мне за время разъездов по Сирии попалось всего несколько человек. И те в совсем невысоких чинах. А вот полковники и генералы — что в столице, что ближе к передовой — всегда были или алавитами или шиитами. Причем, шиитами не местными, а ливанскими или иранскими. В их кабинетах или в палатках обязательно висели портреты лидера иранской революции аятоллы Хомейни и флаги Ирана или ливанской организации «Хезболла». А еще высокопоставленных ливанцев и иранцев можно было опознать по автомобилям. Почти все они передвигались на огромных американских пикапах — машинах шумных и заметных. Вероятно, это была такая бравада. Шиитские союзники Асада словно демонстративно подставлялись под атаки повстанцев, которые просто не могли не знать о странной тяге иностранцев к американским грузовикам.
Вдвойне странно было то, что иранцы действительно всей душой ненавидели США и вслух мечтали о победах над американцами, при этом передвигаясь на сделанных ими автомобилях. Правда, таких странностей в Сирии было немало. Самой ходовой валютой, несмотря на бесконечные проклятия в адрес запада, были американские доллары. А чиновники в Дамаске вечерами пили не пахучую сирийскую ракию, а дорогой односолодовый шотландский виски.
Сирийские военные пьют мате при любой возможности / Фото: Юрий Мацарский / НВ
«Что ж, поздравляю вас, — наливая этот виски на донышко хрустального стакана как-то вечером сказал мне один из высокопоставленных чинов сирийского правительства, которому меня после поездки в Джобар завез мой сопровождающий. — Завтра вас примет президент. Надеюсь, у вас есть галстук?».
Галстука у меня не было.
Продолжение следует